Климент Александрийский и свт. Иоанн Златоуст: два взгляда на богатство и собственность - Н. Сомин

Сомин Н. Климент Александрийский и свт. Иоанн Златоуст: два взгляда на богатство и собственность

1. «Кто из богатых спасется?» Когда православные богословы хотят указать на святоотеческие источники учения Церкви о богатстве, бедности, собственности и милостыне, то прежде всего они говорят о сочинении учителя Церкви III в. Климента Александрийского «Кто из богатых спасется?» (мы будем ссылаться на издание /1/, текст которого является переложением в современную орфографию перевода Н. Корсунского 1888г.). Действительно, это небольшое творение, упоминаемое уже Евсевием Кесарийским /8:98/, приобрело исключительную популярность и зачастую рассматривается в православной традиции как нормативный церковный взгляд на вопрос.

По форме это сочинение является развернутым толкованием на известный евангельский эпизод с богатым юношей (Мф.19,16-30; Мк.10,17-31;Лк.18,18-30). Климент (которого из уважения часто называют «святителем», хотя он, по-видимому, никогда не был канонизирован /2:198/) утверждает, что слова Христа богатому юноше «все, что имеешь, продай и раздай нищим» (Лк.18,22) понимать буквально нельзя: Христос имел в виду не внешний отказ от имения, а внутреннее отвержение той власти, которую имеет богатство над людьми. Климент пишет:

«Продай имение твое. Но что значит это? Не это повелевает Господь, о чем некоторые слишком поспешно думают, что наличное свое имущество он должен был разбросать и со своими богатствами расстаться; нет, он должен только (ложные) мнения относительно богатства из своей души выкинуть, алчность и жажду их, беспокоиться о них перестать, устранить со своего пути это терния жизни, заглушающие собой семена Слова» /1:16/.

Здесь ясно проступает используемый Климентом аллегорический, специфически «александрийский» метод толкования Писания. По Клименту, Господь требует не отказа от собственности, а отвержение страсти любостяжания:

«Итак, что же это за новое повеление дает Спаситель? (…) Не чувственное что-либо заповедует Он, что и другими было делаемо, а нечто другое. Он заповедует то, что чувственным лишь означается. Он заповедует большее, Божественнейшее и совершеннейшее, а именно: самую душу и ее образ мыслей и расположений обнажать от того, что страстьми порождается, и с корнем инородное из сердца вырывать и выбрасывать» /1:17/.

Этим противопоставлением внешнего внутреннему и объясняется вся коллизия. Согласно Клименту, юноша «отошел с печалью» не из-за плененности богатством, а потому, что не владел александрийской экзегезой:

«Так как богатый и преданный исполнению закона юноша собственного смыла слов Господа не понял, а равным образом и того, как один и тот же человек в одно и то же время может быть и бедным и богатым, располагать внешними благами и не иметь их, может пользоваться миром и не пользоваться, то отошел он от Господа печальным и разбитым» /1:27/.

Отталкиваясь от своего истолкования, Климент Александрийский развертывает целую доктрину имущественной этики, суть которой в следующем.

1. «Можешь ты владеть богатством». Собственность сама по себе не является препятствием для спасения, а потому отказ от собственности для христианина не обязателен. Климент восклицает: «Можешь ты владеть богатством» /1:32/, «возможно и при богатстве получить спасение» /1:27/. При этом, помимо того, что слова Спасителя о раздаче имения следует понимать аллегорически, выдвигаются два дополнительных аргумента.

Аргумент первый: отказ от необходимого имущества для человека невозможен: «Не достижимо и не осуществимо, чтобы лишающийся необходимого для жизни не был в духе разбит и, с лучшим расставшись, не обеспокаиваем был бы постоянными попытками и усилиями откуда бы то ни было раздобыть необходимые для жизни средства» /1:18/. Для Климента это совершенно очевидно: «Мог ли же теперь Спаситель добивающимся вечной жизни советовать нечто вредное и гибельное для жизни, которую Он обещает?» /1:18/.

Аргумент второй: Благотворить можно только из своего: «чем же может наделять другого тот, кто сам ничего не имеет?»/1:18-19/. Этот т.н. «аргумент от благотворения» именно у Климента появляется в христианской литературе впервые. В дальнейшем он был развит Фомой Аквинским, и с тех пор часто используется христианскими апологетами частной собственности.

Вывод Климента однозначен: «Итак, пользование внешними вещами Господь даже поощряет» /1:21/.

2. Богатство не должно владеть человеком. Но обладание богатством для христианина не мешает спасению только «если богатством, к коему он остается равнодушным, будет располагать он хорошо» /1:27/. Как видим, формулируемое Климентом условие распадается на два.

Первое. Само богатство - «ни добро, ни зло», а «невинно» /1:20/, и, следовательно, все дело в том, как относиться к нему. По Клименту, необходимо, чтобы человек распоряжался богатством, а не богатство владело бы человеком; спасется только тот богатый, «кто господином состоит над своей собственностью, а не рабом ее» /1:22/. В этом случае человек обладает собственностью «как даром Божиим» /1:22/. Если же страсть любостяжания владеет собственником, то тогда богатство губительно, и от него надо отказаться: «Но вот ты замечаешь, что богатство тебя порабощает и выводит тебя из равновесия. Брось его, отвергни, откажись, убеги» /1:33/.

Второе – «хорошее» использование имения, под чем, в частности, подразумевается благотворение. Спасется тот из богатых, кто «постоянно занят какими-нибудь добрыми и Божественными делами» /1:21/.

3. «Другое богатство». Итак, для богатых имеется возможность спастись. В то же время бедность не есть панацея от осуждения, ибо «не на внешнем чем-либо утверждается спасение, … а на душевной добродетели». А потому «Может равным образом и человек бедный и без средств упиваться пожеланиями, и может трезвиться и свободным быть от них человек богатый» /1:18/. «Таким образом, есть бедняки неложные и есть, с другой стороны, бедняки неистинные и ложные» /1:26/.

Развивая подобные соображения в духе своего аллегорического метода, Климент наделяет слова «богатство» и «бедность» другим смыслом: «то уже само собою становится ясным, и понятным, что душа бедная теми гибельными пожеланиями, какие развиваются при богатстве, спасется; но, с другой стороны, может она и погибнуть, если тем она богата, что богатство разрушительного в себе имеет» /1:25-26/.

4. Наконец, только Бог – в полном смысле слова собственник всего сущего: «И опять: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители (Лк.16,9). Дает сим знать Господь, что по природе своей, хотя и всякое богатство, каким бы кто ни владел, не составляет прямой собственности того, но что возможно из всей неправоты создавать дело правое и спасительное, а именно: успокаивать кого-либо из тех, кои у Отца имеют вечную обитель» /1: 42-43/. Иначе говоря, богатство свое следует тратить на благотворение сиротам, кротким вдовам и бедным богобоязненным мужам. «Всякому просящему у тебя, давай (Лк.6,30). … Вот прекраснейшая торговля! Вот Божественный товар! Деньгами приобретать вечность и, раздавая миру преходящее, получать за это вечное жилище на небесах! О, плыви к этому рынку, богач» /1:44/. Любовь – вот тайна христианства. По любви Христос за нас «предал Он Свою, стоящую всей вселенной жизнь. Он желает и от нас пожертвований этого друг за друга. А если мы обязаны жизнь свою слагать за братьев и желаем войти в этот союз со Спасителем, то стоит ли нам скряжнически у себя удерживать то, что принадлежит этому миру, что собою представляет нечто нищенское чуждое (нашему существу) и бренное? К чему мы друг от друга запирать будем то, что вскоре огонь пожрет?» /1:49-50/.

Относительно Климентова «Кто из богатых спасется?» и развернутой там экзегезе эпизода с богатым юношей у богословов существуют различные мнения. Так, проф. В.И. Экземплярский, великолепный знаток святоотеческого учения о богатстве и собственности, замечает:

«Толкование это, конечно, ошибочно по существу, так как оно совершенно расходится со всеми данными Евангельского повествования. Насколько неоснователен был аллегоризм Климента в толковании данного места видно уже из того одного, что это толкование не удержалось даже в Александрийской школе дольше самого Климента, так что уже Ориген толковал это место Евангелия в буквальном смысле» /3:78/.

С другой стороны, тот же Экземплярский отмечает, что Климент впервые высказал ряд ценных идей о христианском осмыслении богатства. А. Амман указывает, что «этот замечательный этюд остается одним из самых популярных и, прибавим, актуальных его сочинений» /4:74/. Во всяком случае несомненно, что благодаря логической убедительности, а также взвешенности и реалистичности позиции, это сочинение оказало значительное влияние на христианскую мысль, в том числе – и на святых отцов IV века, и в частности – на великого святителя и учителя Церкви св. Иоанна Златоуста.