Позови меня трижды… - Ирина Дедюхова

— Здравствуй, Кать!

— Привет! Ты чего тут стоишь?

— А вот на Кролика посмотрел в последний раз. Вот как раз перед твоим приходом его увезли.

— Его забрали, забрали в тюрьму, да? Наконец-то!

— В морг его забрали, повесился он, дверь выломали, он завонял уже, по-человечески уйти не мог. Над ним татары живут, они теперь в деревню на неделю уезжают, чтобы все выветрить. Да разве это выветришь?

Правильно, все было так, как она и просила. Кролик делся куда-то, а глаза ее больше его не увидят. Но даже во дворе чувствовался сладковатый запашок из подвала. Надо было попросить, чтобы этим Кроликом еще и не воняло. Ну, вообще! Знать бы раньше! Ведь и Валерку тогда бы можно было оставить себе!

Катя вприпрыжку побежала домой. Родители еще не вернулись с работы, а еще говорили, что по субботам у них будет день укороченный! В коридоре висели мамины и папины демисезонные вещи. Катя стала лихорадочно обшаривать их карманы. Больше всего она нашла у папы: железный рубль и двадцать копеек мелочью. Вместе с мамиными семнадцатью копейками и сорока копейками из копилки получалась вполне приличная сумма. Катя понеслась в магазин, купила полкилограмма карамели "Дунькина радость", связку баранок с маком, хлеба и молока.

Макаровна долго ей не открывала, только спрашивала больным разбитым голосом чего ей надо.

— Открывайте, Макаровна! Это я, Катя, с помощью тимуровской! Мне что, дверь как у Кролика высаживать?

Макаровна была закутана в два огромных оренбургских платка, Катька отстранила ее в коридорчике и решительно пошла на кухню ставить чайник. Кухня была небольшой, но совершенно замечательной! Катя с минуту стояла с раскрытым ртом, ей нравилось здесь все больше. И ничего такого раньше она у Макаровны не видела. На всех стенах висели полки на которых стояли банки разного калибра с содержимым всех цветов радуги. Вишневое варенье стояло рядом с маринованными змейками и грибками. Некоторые насекомые, которых консервировала запасливая Макаровна, приобретали при этом яркие фосфорические краски, и от иных банок шло слабое рассеянное свечение. С потолка, на который было набито несколько осиновых сучьев, свешивались связки сушеных трав. Пока чайник вскипал, Катя рассматривала банки. Из трехлитровой посудины прямо на нее таращилась выпученными бессмысленными глазами огромная засоленная жаба. Глаза у нее были круглые, поэтому как бы Катя не вставала, она все время оказывалась под их пристальным взглядом. Макаровна, кряхтя, собирала на стол.

— Ой, это же почище, чем в Кунсткамере! А чо-то раньше я такого и не припомню, а?

— Да ерунда все это! Дикость это все, отсталость деревенская. Но для здоровья, для себя — уже не могу без этих маленьких удобств. Все-таки не нами это придумано, а в моем деле — без этого как-то не сподручно. Я ведь нынче не только по картам ворожу, я, сдуру, и еще некоторые вещи делать стала… Ну, как с этим твоим Кроликом… Да я уже теперь даже без унитаза и титана не могу, привыкла, избаловалась. Я тебя спросить все хотела, ты — крещеная?

— Кто бы меня крестил-то? У меня бабок нету, я ничейная внучка, у меня мама и папа — из далекой деревни, они туда теперь даже в отпуск не ездят. А Терех шутит, что они — инкубаторские. У Тереховых бабка в своем дому к Таньке и Тереху попа вызывала, покрестила. Валерку с братьями тоже в деревне окрестили, а у меня все же папа главным коммунистом в цехе работает!

— Это, Катерина, зря они так. Надо было бы все-таки покрестить, знаешь, случаи-то всякие в жизни бывают. Я вот к старости, когда деток ко мне водить перестали, а кушать надо было что-то, этим делом занялась, так теперь понимаю, что Бог-то он есть! Ты вот иначе сможешь объяснить связку такую: я в петелку на воде воск лью, а Кролик твой, тем временем, в другой квартире себе такую же удавку накидывает! Без Бога объяснения этому нету!

— А вы чего вся такая, согнутая?

— А вот болею, сила уже не та. Сейчас, что ни сделаю, сразу болезнь у меня окопная. Старая уже, видно. Да и Бога, видать, наше решение по Кролику не вполне устроило.

— Нашли тоже, из-за кого болеть, из-за Кролика! А Бога нет, это точно.

— Все же какая ты еще дура, Катька! Помру я скоро, Катюша, меня уже предупредили. И ухожу Макаровной, а ведь когда-то была я Маргариткой-Маргаритой, но очень недолго, этого уже и не вспомнит никто, потом я стала Маргаритой Макаровной, а вот теперь… Теперь мне дела земные надо завершать. А кому эти дела-то передавать? Все вокруг комсомолки, пионерки, тимуровки… Все уверены, что жизнь у них теперь другая.

— Конечно, другая! Вы просто очень отсталая, Макаровна! У вас даже телевизора нет!

— Зачем мне телевизер? На чо нынче смотреть-то? Меня старое время тянет сильнее всего. А вы вот игрушкам электрическим больше, чем душе своей верите. Скоро песни петь сами перестанете! А зачем, если радиола есть? И плясать не будете, а по телевизеру будете на других смотреть. А потом, вот ты мне не поверишь, но будет такое время, что люди не будут любить друг друга, а просто картинки неприличные посмотрят или кино с голыми женщинами прямо по телевизеру! Я это в шарик хрустальный видела, да! Ну, это ты, конечно, еще не поймешь…

— Да я уж все это знаю! Мы уже тычинки с пестиками прошли. А у Таньки есть учебник по анатомии, там младенец в животе нарисован.

— Вот! А нас Шопену в твои годы учили! А цветочки нас учили акварелью без карандашного наброска рисовать! И мальчишек этих близко не подпускали!

— И чо хорошего? И зачем мне тогда этот ваш Шопен без мальчишек?

— А какая великая была страна! — покачала головой старуха.

На стол, кроме чашек, вазочек цветного стекла и варенья двух сортов, Макаровна выставила большой пузатый флакон из под духов. Закрывашка у флакона была тоже вроде как стеклянной в виде большого круглого шарика.

— Сейчас чаю напьемся и будем судьбу ворожить, счастья пытать. Бутыль эта настоящего горного хрусталя. У меня много таких вещичек! От тетушки моей досталось, она со странностями старушка была. Я в шар редко смотрю, клиенткам больше на картах гадаю, с них и этого будет! Но, между нами, толку-то от карт не много, они же, иной раз, только желаемое за действительное выдают. Просто узнаешь, чем человек живет, дышит, совет какой от себя дашь. А-а, больно они им нужны, мои советы!

— А вы Валерку можете из тюрьмы вернуть?

— Нет, не могу, да и не хочу, если честно. И тебе вот за каким хреном надо все это, а? Ты душу вначале вырасти, а потом и… Ладно, ты пока шарик вынь, да в руках погрей, а я налью в бутылку елею.

Старуха подошла к иконостасу, отлила из пузырька, что прятался за иконой, бесцветного масла во флакон, а сами иконы накрыла ситцевой занавеской.