История Рима от основания Города - Тит Ливий

46. (1) Было решено набирать войско не из всего народа, а из десяти триб102, на которые выпал жребий. Набранных воинов двое военных трибунов повели на врага. (2) Соперничество между трибунами, возникшее еще в Риме и подогреваемое одинаковым стремлением к полновластью, разгорелось в лагере с новой силой: единодушия не было у них ни в чем, каждый стоял на своем мнении, каждый принимал во внимание только свои решения и приказания, (3) отвечал другому презрением на презрение, покуда наконец упреки легатов не заставили их договориться о том, что каждый будет обладать всей полнотой власти через день на следующий. (4) Когда это стало известно в Риме, то, как рассказывают, умудренный годами и опытом Квинт Сервилий взмолился бессмертным богам, чтобы раздор между трибунами не принес еще больших бед государству, чем это было под Вейями, и внушил сыну, чтобы тот набрал и снарядил войско, как если бы уже теперь неминуемо грозила беда. Его пророчество сбылось. (5) Предводительствуемые Луцием Сергием, под чьим началом было в тот день войско, римляне, следуя за неприятелем, который в притворном страхе отходил к валу, очутились в неудобном месте под самым вражеским лагерем, куда увлекла их напрасная надежда взять его приступом и откуда неожиданной вылазкой неприятеля они были сброшены вниз по склону и даже не в бегстве, а в беспорядочной свалке затоптаны и зарублены. (6) Римский лагерь, едва удержанный в тот день, назавтра был почти со всех сторон окружен неприятелем и позорно покинут войском, бежавшим через задние ворота. Полководцы, легаты и лучшие воины, охранявшие знамена, устремились к Тускулу; (7) остальные, рассеянные в долине, по разным дорогам потянулись в Рим, в своих рассказах преувеличивая тяжесть понесенного поражения. (8) В Городе были не так напуганы, потому что случившееся отвечало опасениям и потому что военный трибун держал готовое подкрепление на случай опасности. (9) По его приказу, после того как младшие должностные лица103 успокоили волнение в городе, спешно посланные разведчики сообщили, что полководцы и войско в Тускуле, а неприятельский лагерь на прежнем месте. (10) Всех воодушевившим постановлением сената был назначен диктатор: им стал Квинт Сервилий Приск, человек, чья прозорливость в делах государственных много раз была испытана римлянами и прежде, но особенно в том, что касалось исхода этой войны, ведь он один еще до поражения предугадал, к чему приведут раздоры военных трибунов. (11) Начальником конницы он назначил того, кто его самого провозгласил диктатором, – собственного сына (так рассказывают некоторые, а другие пишут, что начальником конницы в тот год был Агала Сервилий); (12) с новым войском диктатор отправился на войну и, соединившись с теми, кто оставался в Тускуле, поставил лагерь в двух милях от неприятеля.

47. (1) Удачливость эквов вселила в них ту же самонадеянную небрежность, что была до того у римских полководцев. (2) А диктатор в первый же бой ввел конницу и, рассеяв передовой отряд врага, приказал легионам немедленно нападать под знаменами, зарубив за промедление одного из знаменосцев104. (3) Воины так рвались в бой, что эквы не сдержали натиска и, побежденные, в беспорядочном бегстве, устремились к лагерю с поля. Приступ лагеря потребовал еще меньше времени и сил, чем сражение. (4) На следующий день после того, как лагерь был взят и отдан диктатором на разграбление воинам, а всадники, преследовавшие бежавших из лагеря врагов, сообпщли, что все лабиканцы и большая часть эквов заперлись в Лабиках, (5) войско было приведено к этому городу, он окружен, взят приступом и разграблен. (6) Диктатор, с победой вернувшись в Рим, на восьмой день после вступления в должность сложил с себя полномочия; а сенат весьма кстати – пока народные трибуны не успели вызвать беспорядки, выступив с предложениями о разделе лабиканских земель, – в полном составе проголосовал за вывод в Лабики поселения. (7) Полторы тысячи римских поселенцев получили по два югера земли105.

После взятия Лабик и избрания в военные трибуны с консульской властью Агриппы Менения Ланата, Гая Сервилия Структа, Публия Корнелия Триципитина (всех во второй раз) (8) и Спурия Рутилия Красса, а – на следующий год – Авла Семпрония Атратина в третий, Марка Папирия Мугиллана и Спурия Навтия Рутила во второй раз. Два года подряд за рубежами был мир, а дома – раздоры из-за земельных законов.

48. (1) Толпу подстрекали народные трибуны – заочно избранные Спурий Мецилий в четвертый раз и Марк Метилий в третий. (2) Когда они внесли требование о разделе захваченной у неприятеля земли между всеми плебеями поименно – а это означало, что плебейским постановлением106 имущество большинства знатных людей делалось общественной собственностью107, (3) ведь в городе, расположенном в чужой области, нету участка, который не был бы добыт силой оружия, и нету такой земли, какая была бы продана108 или дана в надел кому-нибудь, кроме плебеев, (4) стало ясно, что предстоит жестокое противоборство между плебеями и патрициями. Военные трибуны ни в сенате, ни в частных обсуждениях в кругу первых граждан государства не находили выхода из положения, (5) когда Аппий Клавдий, внук того, кто был в числе децемвиров для записи законов, самый младший среди сенаторов, (6) как рассказывают, объявил, что он принес из дома старинный семейный завет: ведь еще прадед109 его, Аппий Клавдий, показал сенаторам, что единственный путь к ослаблению трибунской власти – через вмешательство другого трибуна. (7) Знатному мужу нетрудно подчинить себе волю выскочки110, надобно только в обращении с ним больше думать об обстоятельствах, чем о своем достоинстве. (8) У таких людей только успех на уме: стоит им увидеть, что другие трибуны обошли их в каком-то деле, снискали расположение простого народа, а для них самих там теперь места не осталось, (9) они без колебаний переходят на сторону сената, чтобы таким образом сблизиться со всем сословием и с первыми людьми в нем. (10) Все расхваливали юношу, особенно же Квинт Сервилий Приск, за то, что тот не изменил роду Клавдия, а вслед за этими восхвалениями каждому было дано поручение по мере сил склонять трибунов к вмешательству. Сенат был распущен, и патриции взялись за дело. (11) Наставлениями, увещеваньями и обещаньями быть отныне – и всем в отдельности и сенату в целом – должниками трибунов им удалось уговорить шестерых оказывать противодействие остальным трибунам. (12) И вот на следующий день, когда в сенате, по уговору, сообщили о заговоре, составленном Мецилием и Метилием в расчете на людскую алчность, знатнейшие сенаторы завели речь о том, (13) что сами они не видят никакого выхода и не знают другого решения, кроме как призвать на помощь народных трибунов. Как частное лицо, лишенное средств к существованию, так и обманутое государство уповают на их могущество. (14) Они ведь славятся тем, что власть их распространяется не только на то, чтоб вызывать распри между сословиями и держать в напряжении сенат, но и на то, чтоб силами самого трибуната дать отпор своим неуемным товарищам. (15) Тут по залу прокатился ропот: со всех сторон сенаторы взывали к трибунам. Вслед за этим в наступившей тишине подготовленные сенаторами трибуны заявили, что раз предложение, внесенное их товарищами, по мнению сената, приведет к распаду государства, то и они высказываются против него. Сенат выразил трибунам благодарность за вмешательство. (16) А те, кто внес предложение о разделе земли, созвав собрание, объявили шестерых трибунов предателями дела плебеев и рабами консулов, обрушив на них и другие грубые оскорбления, но намерения свои отложили.

49. (1) Две войны чуть было не пришлись на следующий год [415 г.], когда военными трибунами с консульской властью стали Публий Корнелий Косс, Гай Валерий Потит, Квинт Квинкций Цинциннат и Нумерий Фабий Вибулан. (2) Однако война с вейянами, чьи поля были опустошены, а усадьбы разрушены Тибром111, вышедшим из берегов, оказалась отсроченной из-за богобоязненности правителей Вей. (3) Также и эквы, понесшие три года назад поражение, не смогли оказать помощь родственным им жителям Бол112. (4) Те совершали набеги на владения соседей-лабиканцев и, таким образом, начали войну с римскими поселенцами. (5) Граждане Бол надеялись, что они будут спасены эквами от возмездия, но, оставленные на произвол судьбы в ходе войны, даже не заслуживающей упоминания, были осаждены и после короткого боя лишились города и земель. (6) Народный трибун Луций Деций попытался было внести предложение о том, чтоб и в Болы, как в Лабики, были выведены поселенцы, но оно было отклонено его сотоварищами, заявившими, что они не допустят принятия постановления плебеев без сенатского разрешения.

(7) В следующем году [414 г.] эквы отобрали Болы, вывели туда свое поселение и укрепили новыми силами этот город. В Риме военными трибунами с консульской властью стали Гней Корнелий Косс, Луций Валерий Потит, Квинт Фабий Вибулан во второй раз и Марк Постумий Регилльский. (8) Последнему и поручили войну с эквами, победа в которой еще явственней, чем сама война, обнаружила злобное безрассудство этого человека. (9) Быстро набрав и подведя к Болам войско, он в небольших стычках сломил боевой дух эквов и наконец ворвался в город. После этого он боролся уже не против врага, а против сограждан: в разгар приступа трибун обещал своим воинам добычу, а когда город был взят, не сдержал слова. (10) Именно это послужило, мне кажется, поводом к озлоблению войска, а вовсе не то, что в недавно уже разграбленном городе и в только что выведенном поселении добычи оказалось меньше, чем обещал военный трибун. (11) Его возненавидели еще сильнее, после того как, вызванный сотоварищами из-за городских распрей, он вернулся в Рим и на сходке, где народный трибун Марк Секстий предложил земельный закон, предусматривавший выведение поселенцев в Болы, отвечая на вопрос Секстия, не тем ли, кто захватил Болы с оружием в руках, должны принадлежать и город этот, и земли, в сердцах произнес слова глупые, почти что безумные: «Горе моим воинам, если они не утихомирятся!» Услышанное потрясло равно и сходку, и сенаторов. (12) А народный трибун, человек речистый и остроумный, воспользовавшись тем, что среди его противников оказался несдержанный на язык гордец, никого из военных трибунов не вызывал на словопрения чаще, чем Постумия, дразня и понукая его говорить такое, что возбуждало всеобщую ненависть не только к нему самому, но и ко всему его сословию. (13) А тогда, вслед за столь грубым и злобным высказыванием военного трибуна, Секстий воскликнул: (14) «Вы слышите, римляне, он грозит наказанием воинам, как рабам! И этого изверга вы сочтете более достойным его высокого звания, нежели тех, кто дарует вам город и землю для новых поселений, кто заботится о вашем пристанище в старости, кто ради вашего блага бьется с надменным и жестоким противником? (15) Вот и удивляйтесь тому, что ныне столь немногие отстаивают ваше дело. Чего ж от вас им ждать? Должностей, которые вы охотнее отдаете вашим врагам, чем защитникам римского народа? (16) Вы застонали, услышав то, что сказал Постумий. Но что из этого? Ведь если даже немедленно состоится голосование, того, кто вам угрожает, вы предпочтете тем, кто хочет наделить вас землею, кровом, богатством».